ПРАКТИКА МОЛИТВЕННОГО ИСЦЕЛЕНИЯ. Ч. 2

Поделиться:
ПРАКТИКА МОЛИТВЕННОГО ИСЦЕЛЕНИЯ. Ч. 2

(Начало)

Александр НОВИКОВ дарит нам всем замечательную, искрометную, остроумную и полезную книгу об исцелении молитвой. Здесь не только описаны десятки случаев исцеления, но и предлагается способ, как овладеть этим методом. Автор убежден, что на это способен каждый из нас. С любезного разрешения Александра Ефимовича предлагаем читателям газеты «ЗіД» отрывки из книги «Такая работа – целитель. Практика молитвенного исцеления».

Первые исцеления

Cтаршее поколение, наверное, помнит зимние пыльные бури начала семидесятых годов, когда весь снег лежал черный. В тот же период случилась эпидемия очень тяжелого гриппа, переходящего в воспаление легких. Для скорой помощи это был сущий кошмар, по городу проехать невозможно, больные тяжелые, да
еще целыми семьями. Для всех это была очень трудная зима.
Месяца за два до этих событий у моей бывшей жены проявилась аллергия в достаточно тяжелой форме, со вспуханием кожи, отеками и прочими неприятностями. Ее положили в аллергологическое отделение, пролечили и в нормальном состоянии отпустили домой. И вот через два месяца, как раз во время бури и эпидемии, у нее над грудью появилось красное пятно размером с пятак, которое быстро начало вспухать и расширяться. Я уже знал, что такое аллергия и чем она опасна, и сразу стал звонить в скорую помощь. Вызов приняли, сказали: ждите машину, придет, но не скоро — много вызовов.
Прошел час, два — пятно уже больше двух ладоней и подступает к горлу. Звоню — много вызовов, ждите. Часа через три стало совсем плохо, я к тому времени уже знал, что такое отек Квинке (это когда
отекает соединительная ткань на горле и может возникнуть удушье), понимал, что вот-вот может случиться беда, а я ничего не могу сделать.
В отчаяниия взмолился ДРУГУ — сделай же что-нибудь, пропадет ведь. А ты зачем? — ответил он. — Ставь свечи, наливай в таз воду и молись. Слова придут сами. Как во сне беру таз, наливаю в него воду, зажигаю две стеариновые свечи и ставлю их по сторонам таза, становлюсь на колени и молюсь на воду. Откуда у меня нашлись слова теперь всем известной молитвы, я понятия не имею. Потом по команде ДРУГА раздеваю жену догола (это больного человека в крайне тяжелом состоянии), ставлю в таз с водой, молюсь и крещу ее, затем обмакиваю ладони в воду и обтираю ее руками от макушки до пят. Закутываю в простыню и укладываю в постель. В глаза только бросилось, что с нее рекой пошел пот. Она уснула, а я, как спущенный шарик, съехал на пол у кровати. Минут через двадцать приехала «скорая».
…Я объяснил ситуацию, дал выписку из больницы о пролеченной аллергии. Доктор развернула простыню на больной — она едва-едва начала просыпаться — и с удивлением повернулась ко мне — а где аллергия? Ни вспухшей кожи, ни красноты, ни даже пота на коже не было. Была просто спящая здоровая женщина и я, «недоумок», который полгорода поднял на ноги ложным вызовом в разгар эпидемии. Доктор не слишком подбирала выражения… Больше проявлений аллергии не было.
Через два года произошел еще один случай, о котором я не могу не упомянуть. Как-то летом у меня, простите за натурализм, расстроился желудок. Ну, думаю, чего не бывает, — что-то грязное съел, пройдет. День не проходит, два, начал болеть живот, еще и температура поднялась, знобит.
По понятным причинам я до поликлиники дойти не могу — вызываю врача. Он говорит, это такая форма гриппа, но на всякий случай давай сделаем анализ. И дает мне направление в городскую бактериологическую лабораторию. Иду я туда, сдаю анализ, говорят, что результат будет на следующий день. Самочувствие — хуже некуда.
Прихожу на следующий день — «зайдите к заведующей»… Захожу к заведующей — ее звали Ива Исаевна...
— У вас, — говорит, — деточка, балантидиоз, и я должна передать данные в санитарную службу.
— Это что, очень плохо? — спрашиваю.
— Ну, хорошего точно мало, — коротко ответила она и уткнулась в свой микроскоп.
… Найдя в медицинской энциклопедии это заболевание, я узнал для себя очень много нового и интересного. Что оно вызывается простейшими, которые живут в желудках свиней и вместе с немытыми овощами иногда попадают к людям, внедряются в стенки желудка и разъедают их, и что прогноз при острой форме в большинстве случаев негативный — в смысле, конец биографии.

Не помню, как я пришел домой, сел на диван и совсем загрустил, вот-вот слезы покатятся. ДРУГ мой как-то подозрительно нежно спрашивает: что случилось, дорогой? Ну, думаю, если он такой нежный, значит, дело совсем плохо. Объяснил ему ситуацию, а он начал хихикать ... Я спрашиваю: «У тебя что, крыша съехала, или радуешься, что скоро оба будем духами?» Не морочь, говорит, голову — набирай воду в чашу и будем молиться.
Была у нас такая круглая ваза, то ли для фруктов, то ли для конфет, литра на полтора воды. Наливаю я туда воду, ставлю по бокам две свечи и начинаем молиться. Я уже устал, а он говорит: мало, нужно еще, потом еще, я уже совсем выдохся, наконец он говорит: ладно, этого хватит. А теперь пей сколько влезет и немножко еще. Я пил до тех пор, пока мне не стало плохо, но уже от воды. А теперь отдыхай, все будет хорошо, — успокоил он меня. Я дополз до дивана и провалился в беспамятство.
Проснулся часа через четыре по совсем другой потребности. Болезни как не бывало — ни температуры, ни болей в животе, ни других подробностей. Ну что, теперь понимаешь, что может молитва?— гордо спросил ДРУГ. «Понимаю», — кротко ответил я.

На следующее утро меня разбудил звонок санитарного доктора. Она через порог двумя пальчиками вручила мне направление в инфекционную больницу и спросила, сам ли я вызову «скорую» для перевозки или это сделают они. В первый момент я растерялся, но ДРУГ тут же твердо мне сказал: не вздумай, нахватаешься болячек, как собака блох, будем с ними полгода возиться. Ну я и говорю доктору: «Никуда я не поеду, я уже здоров». Она меня через порог нравоучительно успокоила: с таким заболеванием здоровым стать
нельзя. «Нет можно, — вдохновенно начал врать я, — мне вчера дядя самолетом из Москвы передал специальное лекарство, и я его на ночь выпил. Теперь все в порядке. Вы же понимаете, если бы это было не так, я бы уже не с вами говорил, а два раза в туалет сбегал». Но и доктор оказалась не лыком шита: «Если вы
можете свободно передвигаться, пойдемте в баклабораторию».

Приходим мы к той же Иве Исаевне. «Полюбуйтесь,— говорит мой доктор, — у него за десять часов балантидиоз прошел». «Ничего, — говорит Ива Исаевна, — сейчас разберемся» — и дает мне что-то выпить из пластмассовой рюмочки с какой-то вонючей жидкостью. Минут двадцать я просидел в коридоре под надзором доктора, а потом бросился со всех ног туда, откуда я не выходил три дня. ДРУГ успокаивает меня: не волнуйся — это не болезнь, это их штуки, сейчас все пройдет.
Ива Исаевна почти час внимательно изучала мой дар, а потом, как бы с сожалением, говорит: «Удивительно, даже мертвых нет». Доктора потеряли ко мне всякий интерес...
Я об этих случаях забыл — мало ли чего не бывает.
Лет через восемь наша семья распалась, полгода я болтался по общежитиям, а потом неожиданно и с большим энтузиазмом женился. Моя жена в то время была правоверным доктором и убежденным материалистом. Примерно через год нашего супружества, когда мы уже успели поспорить на все поддающиеся обсуждению темы, в разговоре мы как то коснулись аллергии, и я вспомнил о случае исцеления молитвой аллергической атаки более чем двенадцатилетней давности. Наполеон после похода на Москву выглядел просто героем по сравнению со мной после беседы о мракобесии и идеализме.
Вообще-то я всегда верил только своим глазам, но уже тогда знал, что спор с женщиной — не лучший способ добывания истины. Проехали и забыли. Не тут-то было.
Через полгода мы поехали в Москву и остановились у моего друга молодости Эдика Бухмана. Всем было очень тепло и интересно, если бы встречу не омрачала болезнь годовалого сына наших знакомых: у ребенка была врожденная кожная аллергия с зудом и расчесами, мучительная и для него, и для родителей. Мать практически не отходила от плачущего сына.
После ужина, когда мы с другом уже хорошо приняли на грудь, жена отвела меня в сторону и сказала: «Если то, что ты рассказывал, даже на два процента правда — попробуй помочь малышу». После бутылки на двоих все мы в возрасте сорока лет очень смелые. Я попробовал. Слова молитвы не приходили на ум, были какие-то обрывки, и я бормотал их, как умел, крестил малыша и всей душой желал ему здоровья. Потом то же самое сделал с водой и протер малыша. Результат со стороны кожи был нулевым, но ребенок перестал плакать и уснул. Утром мы уехали. Жена не комментировала ситуацию — все и так было ясно.
Проблемы возникли через неделю, когда позвонил Эдик и сказал, что болезнь через три дня неожиданно прошла, то есть корки и струпья отпали, а кожа полностью очистилась.
Моя любимая была в шоке. Медики на самом деле невероятно консервативны, и если что-то не укладывается у них в голове, они или просто забывают об этом, или у них возникает нестерпимый зуд в руках и в другом месте — с надеждой построить приборчик с кнопочками, который бы все это мог сделать в лучшем виде.
Противоречие между тем, что она увидела, и общей системой знаний просто изводило ее. Нужно было что-то изменить, но как? Она несколько раз заводила разговор о том, что даже самый яркий факт может быть случайностью и нуждается в проверке…
Случай не заставил себя ждать. Однажды вечером наша соседка по лестничной клетке Валентина аккуратно вылила себе на ногу полкастрюли кипятка. У нас были хорошие соседские отношения, они, естественно, знали, что Женя врач, и когда это произошло, муж Валентины, Сергей, тут же кинулся к нам. Женя мгновенно оценила ситуацию и приняла решение, на которое я сам бы точно не сподобился.
«Пока я буду все готовить, помолись на ожог», — решительно сказала она с таким видом, словно мы уже не раз бывали в подобных ситуациях.
Я прошу ДРУГА помочь, хватаю свечи, бегу к Валентине — она уже завывает от боли — и начинаю молиться. Хорошо помню поднимающиеся пузыри на коже, которые вдруг остановились, а затем стали медленно оседать. Они становились все меньше и меньше, а потом вообще исчезли. Я продолжал молиться еще минут десять, Женя и Сергей стояли рядом с открытыми от удивления ртами. Валентина давно замолчала и как будто впала в транс. Постепенно покраснение вообще сошло, и кожа стала самой обычной. Все молчали еще минуты три. Потом был голос Сергея, как в пустой бочке, — такого не бывает! Ожога просто не было, вот не было, и все…
Такого бесстыдства природы мой доктор точно пережить не могла, да и я уже почувствовал прикосновение чуда.
И как раз в это время мне неудачно удалили зуб, сделав отверстие в гайморову пазуху. Случай совсем не редкий, и после этого всегда возникает так назваемый одонтогенный гайморит, требующий обязательного оперативного вмешательства. Мой приятель Гарик Гольдфарб заведовал кафедрой хирургической стоматологии и был самым большим докой в этих делах. Он сделал мне операцию, все прошло нормально, я стал быстро выздоравливать, и вдруг, уже после выписки, произошло микробное осеменение операционного поля двумя патогенными бактериями — золотистым стафилококком и колли. На этот союз не действовал ни один антибиотик — чего мы только ни пробовали…
Мне становилось все хуже и хуже. Из-за колли у меня изо рта пахло, как из помойной ямы, я сам задыхался от этого запаха. Ситуация уверенно приближалась к критической. В запасе оставался только привезенный из кремлевской больницы новейший по тем временам кевзол, после которого можно было спокойно тушить свечи. Температура была за тридцать девять, меня трясло.

ДРУГ мой, весьма энергичный в других ситуациях, был на удивление философски спокоен. «Да помоги же, — в конце концов взмолился я, — или я тебе уже совсем безразличен?» Какой ты дурак,— вполне по-человечески ответил он, — сходи в церковь — и все пройдет. Его увлечение церквами и молитвами было мне давно известно, но в данном случае идея с церковью была для меня качественно нова.
Однако деваться некуда, и я сказал жене: «Пойдем в церковь», а она смотрит на меня, как на человека, у которого от температуры и переживаний съехала крыша. Ей, как секретарю партийной организации института, ничего хорошего от похода в церковь, в случае его обнаружения, точно не светило. Я сказал, что пойду сам.
В конце концов мы решили, что пойдем вместе, только не в центральный храм, где можно было встретить кого угодно, а в какую-нибудь маленькую церквушку на окраине города.
Когда мы зашли туда, было время вечерней службы, очень красиво пел хор. Мы постояли немного позади молящихся, а потом я, прислушиваясь к своим ощущениям, начал потихоньку обходить храм по кругу.
В правом приделе одна из икон, совсем неприметная внешне, сразу привлекла мое внимание. Мне показалось, что от нее просто идет поток тепла. Я замер, подставив под него правую сторону лица, где была проведена операция. В какой-то момент все происходящее: служба, пение хора, тепло от иконы — вызвало у меня просто невыразимый восторг, все исчезло и растворилось в каком-то тумане.
Единственное, что я слышал краешком уха, — это тихий ритмичный шепот, почти напев ДРУГА. Он явно
молился, хотя слов я разобрать не мог. Потом моя щека, повернутая к иконе, вдруг взмокла так, что с нее просто потек пот. Я продолжал стоять, пот исчез, и щека замерзла, как будто ее обдало холодом.
Я оглянулся, подумав, что рядом открылось окно или дверь. Ничего подобного не было, служба шла как обычно. Я продолжал стоять, как бы прикасаясь к иконе и слушая ДРУГА. Щека опять вспотела и опять замерзла. Потом это повторилось в третий раз. Меня охватила слабость, я понял, что больше не могу стоять на месте.
«Пойдем отсюда», — сказал я жене. Мы вышли на ступеньки храма и остановились. Я оперся о стену, не в силах сделать и шага. «Тебе плохо?» —испуганно спросила она. «Нет, все нормально, просто слабость», — ответил я. «А ну дохни на меня», - попросила жена. Я выдохнул на нее воздух изо рта и увидел ее изумленное лицо. Запаха не было. Она попробовала губами мой лоб — температуры не было тоже. Я был здоров, хотя и очень слаб.
А я тебе что говорил, — прозвучало у меня в ушах, — молитва и не такое может.
…Пройдя и это испытание, мы точно поняли, что прятать такой способ исцеления от страдающих людей, как минимум, непорядочно. Больше всех этому решению был рад мой ДРУГ, и при всей своей несклонности к громким словам, он сказал, что я взрослею и он этим гордится. И мы на всех парусах пустились в путь, который с разными колебаниями продолжается по сию по)(ру.

(Продолжение)